вовремя, и несколько усиков вцепились в меня, но, к счастью, остальная сеть занялась Каттаем.

Очнулся я от резкой боли в животе, которая заставила распахнуть глаза. Я дёрнулся всем телом, прогибаясь под упавшим на меня предметом — трупом какого-то зверя.

Отчасти он напоминал тушканчика из джунглей, но был значительно меньше. Ядовитые шипы у него отсутствовали. Вдоль хребта торчали листообразные пластинки, как у динозавра. На лбу твари выделялся костяной нарост, прикрывавший глаза.

Тушканчик погиб задолго до встречи со мной. Одна нога у него отсутствовала, и в страшной рваной ране поселилась чёрная гниль. Шерсть во многих местах была содрана, обнажая покрытую нарывами и трупными пятнами шкуру.

Будь я самим собой, без промедления принялся бы блевать. Однако теперешний я блевать не мог — более того, упивался наслаждением, которое приносило насыщение.

Когда я закончил с пищей, то заметил причудливый тёмный рисунок, раскинувшийся на груди. Он терялся на багровой плоти, но, присмотревшись, я обнаружил, что он зеркально повторяет тот, что покрывал каменную печать.

— Великолепно. Наконец-то сработало. Заставил меня поволноваться, малыш!

Нарцкулла стояла поодаль, рассеянно покачивая жезлом.

— Да, отклик есть, подпитка… в норме, зациклена на жизненных токах, плетения наказаний…

Затылок слабо скребнуло. Я вздрогнул — от неожиданности, не от боли.

— В норме, — заключила Нарцкулла. На фальшивом изящном лице заиграла торжествующая ухмылка.

— Теперь ты мой, малыш. Обычно формации предусматривают защиту от нападения рабов на хозяев, но с тобой лучше подстраховаться. Я приказываю тебе не причинять мне вреда. Даже мысль об этом вызовет у тебя невыносимую боль. Ну, попробуй подумать.

Я подумал о том, как сверну костлявую шею ведьмы. По затылку снова чиркнуло, но не более.

Получилось?

Я представил, как вытаскиваю из карги сердце живьём. Как скармливаю ей его. Как неспешно снимаю с неё скальп…

Получилось!

— Уже смирился? — хмыкнула ведьма. — Не похоже на тебя. Тебя должно было покорёжить… Но мы это исправим.

Затылок укололо, и я изобразил приступ жестокой боли, одновременно прикидывая, стоит ли напасть сейчас. Раз уж я обдурил её, можно воспользоваться этим, чтобы отыскать слабое место.

— Славно. Перекинься в человека.

Дождавшись превращения (рабская формация сохранилась и на впалой груди Каттая), Нарцкулла спросила:

— Ты умеешь говорить, малыш?

Не исключено, что до неё донеслись отголоски разговора с Нейфилой. Утаивать то, что я владею речью, может быть опасно.

— Да.

Старуха удовлетворённо кивнула. Жезл её указал на Нейфилу. Воздух перед рабыней на миг зарябил.

— Барьер я сняла. Есть её я запрещаю. Никакого вреда ей причинять нельзя. Дотрагиваться… можно. Посторожи девочку, малыш. Я скоро вернусь…

Она залилась визгливым смехом.

— А может, и не скоро. Надеюсь, ты наелся вдоволь.

Когда за ведьмой задвинулась стена, я приглушённо выругался.

Конечно же, голод никуда не делся. Одного крошечного тушканчика было мало, чтобы утолить его. Он жёг внутренности, недвусмысленно намекая, что напротив застыла беззащитная закуска.

И приказы карги на меня не действовали.

Я облизнул сухие губы. Улыбнулся рабыне, постаравшись вложить в улыбку всё дружелюбие, на которое был способен.

Не помогло. Её чуть удар не хватил. Боялась так, что дышала через раз.

Жажда жизни в ней никуда не делась. Её просто скрывал налёт притворного безразличия.

Может быть, ещё получится вылепить из Нейфилы кого-то достойного. Например, соучастника бунта.

— Не бойся. Я не трогаю тех, кто не желает мне зла. Но вот сумасшедшую бабку, которая возомнила себя моей хозяйкой, я убью с огромным удовольствием. И ты отлично подойдёшь на роль помощницы.

Я только что нарушил приказ Нарцкуллы. Приказ, подкреплённый рабской формацией.

Нейфила показала себя умной девочкой. Она сразу сообразила, что мои действия не сковывала воля ведьмы.

Ещё она осознала, что магия не защитит её, если мне взбредёт в голову перекусить.

Итог был печален, но предсказуем.

Нейфила упала в обморок.

Глава 8

После того как Нейфила очнулась, я не услышал от неё ни слова. Она стиснула зубы и смотрела на меня так, словно ожидала, что я вот-вот на неё наброшусь. Девчонка видела во мне зверя, притворявшегося разумным, — и это после того, как я открыто объявил ей о своих истинных намерениях!

Насчёт того, что она меня сдаст, я не сильно переживал. Во-первых, она была чересчур испугана, чтобы осмелиться на такое. Во-вторых, даже если в ней сыщется храбрость обратиться к старухе, с чего бы той верить в её россказни? Я буду отрицать любые её слова.

Кому поверит ведьма: рабу с магической формацией, что заставляет говорить лишь правду, или девчонке, которая наплетёт с три короба, чтобы заслужить жалкое подобие похвалы?

Остаток срока, отведённого Нарцкуллой, я провёл в поверхностной медитации — удерживал голодное тело от распада. Для этого вновь пришлось перекинуться в безликого.

Вскоре вернулась старуха. Больше она испытаний не проводила. Без затей вышвырнула Нейфилу из темницы, напоследок пнув пониже спины. На бледной коже бедняжки остался отчётливый след от изящной туфельки ведьмы.

Я выбрался без таких понуканий. По правде говоря, Нарцкулла всё ещё рисковала приближаться ко мне, несмотря на формацию. Напрасно — я пока не планировал нападать на неё.

— Мясо, почему я вижу грязь на ковре? — резко спросила ведьма и, не дожидаясь ответа, ткнула жезлом в живот Нейфилы.

Та скорчилась и упала на колени, несколько секунд судорожно пытаясь вдохнуть.

— Я-я-я виновата, госпожа, — наконец прохрипела девчонка. — Я исправлюсь… уберу… уберу всё.

— Правильно. Ты жива, пока приносишь пользу. Впрочем, и смерть твоя не будет напрасной. Я вижу, моя маленькая рабыня, я вижу в тебе себя!

Нарцкулла захихикала — будто захрустели обломки битого стекла.

— За уборку, мясо! Потрудись как следует, чтобы я не пожалела о том, что дала тебе передохнуть в камере с безликим! Аванпост должен быть чище, чем Зал Семи Мудрецов!

Едва ли в целом мире найдётся кто-нибудь, кто сочтёт вынужденное пребывание в клетке с хищником отдыхом. Но Нейфила не начала спорить — берегла воздух в лёгких. А я, оглядевшись, заметил то, что упустил, когда увидел коридор в первый раз.

Изысканные гобелены на стенах пестрели дырами, обнажая крошившуюся кладку. Золотая вышивка во многих местах выцвела, вниз тянулись потёки влажной грязи. Багровый ковёр на полу покрывали пятна плесени.

Когда Нарцкулла в нетерпении потопталась на нём, вверх взметнулось облачко пыли. Магические светильники горели тускло, некоторые моргали или вовсе были темны, а их постаменты были опутаны паутиной.

— Чистота — это признак совершенства, разве не так? А мы должны, обязаны стремиться к нему! Малыш, ты поможешь мясу, когда мы вернёмся с прогулки. Раньше она занималась уборкой в одиночку, но теперь у неё появится друг.

Тёмные глаза Нарцкуллы загорелись воодушевлением. Я же укрепился во мнении, что у неё не всё в порядке с головой.

Нейфила пробормотала, что счастлива служить, сорвала тряпку, едва прикрывавшую её наготу, и принялась тереть ею ковёр. Чище он от этого не стал.

Похоже, ведьма не единственная, кто сошёл с ума.

По крайней мере, у рабыни хотя бы была веская причина потерять рассудок. Хотя её это не оправдывало. Безумие — это постыдный способ закончить борьбу и принять поражение.

Ведьма махнула жезлом, призывая идти впереди. Мы оставили позади Нейфилу, сосредоточенно растиравшую плесень по своим лохмотьям. Коридор вывел к развилке, она — к другой, та — к третьей… Аванпост был огромен, я понял это, когда очередной перекрёсток предложил целых шесть направлений.

Настоящий лабиринт.

И вместе с тем — ни единой двери, ни единого прохода наверх или хотя бы в какое-то помещение.

Я запоминал все повороты, но всё больше приходил к мысли, что помощь Нейфилы сбережёт уйму времени. Пусть нарисует карту с отметками хотя бы основных комнат, желательно тех, где хранятся наибольшие ценности старухи. Там можно разжиться артефактом, который не только поможет победить в драке с ней, но и пригодится в дальнейшем.

Грядущие планы так захватили